понедельник, 8 августа 2011 г.

Справедливость


Справедливость.
В городе, которого больше нет на карте жила девочка когда-то. Она любила солнца свет, но было лишь одно у неё окно, ведь не могла она ходить, хоть и была Человеком. Однажды она заболела. В комнате той же лежала и смотрела в застекленное окно. Она не спала, она боялась почему-то теперь спать, ведь не хотела Чего-то терять. Она лишь смотрела в застекленное окно, пытаясь вспомнить запах улицы, но не могла. Однажды луч света проник сквозь окно, осветил её лицо и превратился в душистого кота. Солнечный Кот ей помог снова встать, они вместе играли, и все забывали. В эти мгновения ей уже было не страшно все забыть навсегда, она видела сияющие зеленые глаза кота, и удивлялась, откуда в них столько неба. Счастье затопило ту комнату, кот нашел оттуда выход, они дверь рисовали мелом под кроватью, и смело вместе ступали во Тьму.
Они гуляли по дивным мирам. Они искали дорогу назад. Кот не сказал, что та дверца захлопнулась за девочкой навсегда.
Ведь она тогда умерла…

Отшельник


Отшельник.
В деревне предгорной давно жил ребенок, что с детства бродил повсюду один. Костер разводил он в лесу, и нюхал туман, любил камыши и рыбу ловил, во сне трогал мох, на дереве спя, и звезды считал, когда пролетали они меж ветвей цвета сумрака теплого. Не очень любил он людей, и тьмы не боялся совсем. Когда в этот мир предвечных чудес весть неся сквозь лес пробиралась их тьма, хотел он все встретить хозяйку ночного костра. И следом он шел и звуки ловил. Он жил нелюдим, но о многом мечтал. Однажды в ночи он увидел особенный свет, он шел из окна – там кто-то дышал, там кто-то боялся в постели холодной пришествия тьмы. В окно заглянув, он увидел мечту, о которой слагались все сны. Окно он закрыл за собой, оставив лишь в памяти лик, и в лес он пошел, навстречу грядущей и жаждущей этой души утренней тьме. Он громко кричал, он весело лес свой по именам называл, и пел и плясал он от счастья. Он тьму со следу сбил, вслед за собой в лес увел, но сам заплутал.
Он был лишь ребенок, что жил меж ветвей. Так странно в лесу становилось теперь. Он помнил, он знал, что в жизни нашел вновь мечту, и не надо больше спать и на звезды смотреть. Он шел лишь вперед и шел, и слышал, как тьма продирается вслед за ним в его лес. Не помнил он лес, не помнил чем жил. Как страшно в лесу! Как глупо терять!! Он по лесу брел, устал он кричать… Да незачем стало ему – тьму ту не спугнуть, можно ли смерть напугать? Теперь так похож он на жителя стал, боящегося тьмы и не ходящего в лес за рекой. Упрямо вперед он все брел, и тьма настигала его. Он видел мечту, но видела она ли его? Он помнил лицо, за ним шла теперь тьма.
И понял он тех, кто в деревне той жил. Они все имели кусочки того, что тьме не отдать! Могли лишь солнце молить и дверь запирать, но тьма приближалась, хотела отнять, хотела заставить забыть…
-Не стану таким, - сказал он себе. - Не буду я плакать, не стану кричать. Мне есть что терять. И есть, зачем жить. Не сдамся я тьме. В ночи будет свет! Я лес подожгу!! И он будет сиять!!!
Зашла в сердце леса та Тьма... А Лес то горит!

Маг


Маг.
В городе давно не бывало волшебников. Когда-то давным-давно люди возненавидели их и прогнали. Однажды летним солнечным днем в город пришли два ребенка. Они были одеты странно, но скрывали себя под плащами. Девочка и мальчик, держась едва заметно за руки, прошли через весь город к самым воротам, но в самом конце они остановились.
Там плакал ребенок. Над ним стоял человек очень толстый и лысый – в руках у него дрожала розга.
-Почему?! – Воскликнула женщина из-за его плеча. – Почему ты не хочешь, чтобы мы радовались за тебя? Ведь ты рожден в семье жрецов и это великая честь – учиться тому, что никогда не будет доступно простым людям! А ты вместо этого весь день снова пропадал неизвестно где?
Мальчику было лет десять – он был весь голый и сильно загорелый. Причем загар был весьма свежий, мальчик скорее обгорел, чем загорел под этим солнцем.
-Я не хочу туда возвращаться мама. – Упрямо твердил он. – Там темно и сыро, я ненавижу этот запах. Я хочу как можно чаще смотреть на солнце, а листать старые пергаменты, боясь их намочить, или порвать нечаянно!
В результате мальчик снова получил розгой ударов десять, и все повторилось сначала. Старый жрец молчал, видимо даже ему не хотелось встревать в разговор своего сына с матерью – он выполнял тут роль палача, а мать – суда.
Тогда мальчик в плаще высвободил свою руку из цепких пальцев девочки, с которой брел через весь город, молча, и поднял капюшон. Он смотрел на старого жреца ясными голубыми глазами, а на щеках играло солнце – играло не так, как оно может играть, а как-то по особенному. Один раз увидев, этот свет уже невозможно было забыть.
Жрец отшатнулся и закрылся. Он вспомнил этот свет на старой бронзе, в которую любил играть под гулкими сводами храма в юности и теперь подумал, что боги пришли, чтобы покарать его.
-Зачем ты его бьешь? Ты хочешь убить его и съесть или хочешь заставить его сделать это с собой? – Спросил мальчик довольно ласково и вместе с тем отстраненно.
-Я его отец! – Поперхнулся негодованием старик, но быстро взял себя в руки. – Он – негодник, это проклятие на мою голову! Боги нам дали такую райскую землю полную света любви и добра, и чтобы сохранить все это – мы должны чтить богов внутри себя. Когда-нибудь он мог бы занять мое место и молиться о сохранении богатства и славы нашего города, но с каждым годом я все больше убеждаюсь, что неправильно его воспитал.  Ему больше нравится носиться целый день по городу и залезать на крыши домов, чем изучать Богословие.
-И часто он так носится? – Спросил мальчик с голубыми глазами, рассматривая покрытую волдырями кожу ребенка.
-Каждый раз, как удается украсть у меня ключ от своей комнаты! И в этом году – уже третий раз! А ведь когда-то за воровство в нашем городе отрубали руки, но потом пришли вы – это было пять веков назад – и научили нас любви, вы превратили нашу землю из оголенной пустыни в цветущий сад, с тех пор мы сильно изменились!
-Почему бы вам не позволить вещам происходит так, как они происходят и не вмешиваться… - Начал было так же спокойно говорить голубоглазый мальчик, но его прервал крик старика.
-Никогда! – Взревел он. – Это богохульство, которому не место в моих ушах и только тебе я смогу его простить. Не пойми мой порыв неверно! Если все в природе пустить на самотек, мы снова станем грязными и неопрятными зверями, погрязнем во лжи корысти и междоусобицах, ведь все это, - старый жрец обвел руками залитый солнцем и город, - нам досталось таким трудом! Как, потерять все это из-за минутной слабости? Стоит хотя бы раз нам поддаться искушению – и все пойдет насмарку. И если сыну горшечника позволительно весь день пребывать в лености  безделье, пока не исполнится одиннадцать, и он не начнет изучать профессию отца, то грамоте приходится учить едва ли не с колыбели! Я горжусь все-таки дарованной мне честью и хочу, чтобы мой сын вырос добрым гражданином этого города Света.
-Так зачем же вы не даете ему играть? – Словно пропустив мимо ушей всю эту речь, снова спросил мальчик-волшебник из другой страны.
-Ради его же добра!! Как ты поймешь?! – Вскричал старик в бессилии. – Наверное, это оттого, что ты и сам все еще ребенок и не понимаешь заботы взрослого, который хочет добра, только добра своему ребенку и желает уберечь его от невзгод и ошибок! Мальчик, я и тебе желаю добра, но меня смущает твой наряд, твой возраст и твоя спутница. Я не скрою, твои пылающие щеки и яркие глаза очень походят на описания и изображения наших предков, но может быть вы были богами давным-давно, сейчас же стали обычными людьми? Не скрою я и того, что многие сейчас считают вас не посланниками небес, как раньше, а просто добрыми магами, которые помогли когда-то нашему городу возродиться после голода и тяжелой войны и ушли, оставив всем нам простые слова про Мир и Любовь. Даже если это и так, вы все еще можете помочь нам – маленькое чудо вдохновит наш маленький народ на многие века пребывания в гармонии и преодоления своих мирских слабостей и пороков.
Мальчик задумался. Он посмотрел на жреца слегка лукаво, и вместе с тем так искренне, что жрец опешил – в первый раз за всю свою долгую жизнь он видел подобный взгляд.
-Так. – Заметил мальчик, перебирая пальцами по своему солнечному лицу. – Подобные тебе любят «Добро»? Хорошо. Я покажу тебе чудо. Высшее чудо – это когда ты понимаешь того, чего до этого не мог понять. Отныне в городе, подвластном вам будет вечно твориться самое чистое и искреннее добро…
И жрец возликовал!
-Добро – для мух. – Мальчик указал на труп кошки, гнивший в сточной канаве. С тех пор каждому жителю города, когда тому исполнялось семнадцать, приходилось переживать ужасные муки – он гнил заживо и на его раны слетались мухи. Они ликовали, они пировали, они жили и плодились в довольстве на телах жителей города и разлетались по миру. И жители в ужасе, в стремлении уйти от проклятия разбредались кто куда, неся свою судьбу все дальше и дальше.
Так мальчик и девочка вышли из города, над которым уже роились черные облака мух и пришли в другой город. Его темные стены были под стать лицам жителей, в нем обитавших. Тут были и чума и кровь и деньги и все блага мира людей! Люди резали друг друга на улицах как скот и временами – тут же ели. В гавани было полно кораблей – это был пиратский город-порт на берегу Бездонного Моря, который славился налетами на многие страны. Его сотни раз хотели сжечь дотла, но страх возникал каждый раз, как с моря подходили к нему враги – поговаривали, что город проклят.
Еще плотнее натянув свои плащи – так, что те скрыли острые уши девочки и светящиеся щеки мальчика – дети прошли почти весь город, но у самых ворот на них напали. Это были «духи» - работорговцы, охотящиеся на детей. Они крали их повсеместно – в домах как простых людей, так и знатных и продавали на невольничьих рынках многочисленных южных стран.
Тогда стукнула посохом девочка и сняла с лица капюшон и распустила на груди повязку. И пришли те бандиты в ужас, потому что узнали острые уши и треугольные соски. Девочка-маг была из племени, которое несколько веков тому назад разрушило и прокляло их город, сделав его неуязвимым для врагов, но обрекая жителей на вечное пожирание себе подобных. В те времена его жители уже были бандитами, но еще не были пиратами – в те дни они могли покинуть ворота города по суше, теперь же все окрестности города были завалены скелетами людей, пытавшихся это сделать.
-Зло. – Тихо, но звонко сказала девочка, рассматривая свежие скальпы строптивых маленьких рабов на поясе у главаря – там были и светлые и темные волосы вместе с кожей, покрытые корочкой крови – над ними роились мухи. – Вам до сих пор так нравится зло? Вам нравится убивать и грабить?
Девочка так твердо это спросила у главаря, что тот непроизвольно ответил весьма честно:
-Да. Я был рожден убийцей, убийцами погибли мои отец и мать, я презираю любую другую жизнь! И если ты захочешь лишить меня этого – обратить к свету теперь, когда десять поколений моих предков мучились, как и я, от вас и, не имея выхода, возможности, хотя бы объяснить свои мучения – ты просто убьешь меня! Ни больше – на что-то еще ты не способна…
Девочка улыбнулась лишь уголками губ и ответила бандиту:
-Тогда ты и все тебе подобные будут убивать – убивать так, как убивать должны были всегда от природы своей – ежечасно, ежеминутно. Убивать грабить и закапывать плоды – вон ваши враги. – И маленькая волшебница указала на сорняки, в которых заросли их дома. С тех пор объятые ненавистью бандиты вычистили от сорняков не только свой город, но и многие соседние, они вырубили леса, уничтожив не один миллион тварей, что там жили, вспахали поля и засеяли их пшеницей. Они превратили ту часть страны, в которой жили в цветущий райский сад и стерли память о проклятом городе.
Это легенда. Легенда старая и возможно – неправильная в чем-то. Легенда о двух маленьких волшебниках и об их двух маленьких чудесах.

Императрица


Императрица.
Нос её был курносый, а свои волосы она всегда подстригала сама. Каждый раз, как звучало её имя, к нему хотелось прибавить «–сама»*1 Она одевалась просто, пока её не встретил и никогда не показывала своих глаз. Эти торчащие и грубо остриженные волосы и челка, скрывавшая оба глаза. Она носила трусики. Но только для того, чтобы прятать в них ножницы. Это были особые ножницы, а может – у неё были особые руки – но в скорости они не уступали любому клинку. Она резала ими бумагу и подстригала в одиночестве кусты, а иногда и свою школьную форму. Её одежда очень часто напоминала матроску, в любом случае были две белые и одна тонкая синяя полоска, был галстук-бабочка, и синяя юбка – тоже была. Она драпировалась в неё как Аянами Рей, именно ей мятая одежда шла больше чем разглаженная. Она спала на занятиях, лицом на парте – руки на коленях, но не сказать, что любила это дело. Просто – спала, иногда просыпалась и будила всех хохотом или плачем. Возможно, это был смех сквозь слезы, а может и слезы пытались сдержать растущий в ней смех. Она смеялась громко, а плакала тихо и всегда – невпопад, она отвечала у доски так тихо, что и классу приходилось молчать и учителю приходилось понижать голос и никто так и не понял, даже не подумал над тем – а почему он молчит, когда она говорит? Её никто не дразнил, хотя мог бы, она никого не дразнила, хотя очень могла. Её часто обижали, но она никогда не обижалась, она очень часто обижала как одноклассников, так и взрослых, но на неё никто и никогда не обижался. Она не говорила ничего интересного на самих занятиях, возможно интересным был её голос, а может интересной была она сама. Зато после занятий невозможно было предугадать её поступка. Впрочем, обычно она быстро уходила домой. Она не любила когда её отвлекают, но никогда не возмущалась, придумывала разные вещи, и смотрела, как другие приводят её планы в жизнь.
С каких-то пор я начал видеть её по ночам. Однажды мы танцевали в старом необычном городе, он целиком состоял из нагромождения деревянных загадочных игрушек и еще более странных фантазий. Я видел этот град впервые и, однако приходилось признать, что все в нем – мое.
Однажды она попробовала читать на перемене, но быстро оставила эту затею, так как на неё стали смотреть. Все оставшиеся перемены в этом и следующем годах она спала, уткнувшись лицом в парту. Никто и никогда не знал, спит ли она на самом деле или притворяется.
Иногда приходилось её будить после окончания всех занятий. Когда девочка поднимала на меня свои тёмные и загадочные, такие спокойные и внимательные глаза, со сна она казалось уж слишком необычной. На парте оставалась лужица слюни, а солнце, смущаясь, заходило за окрестные постройки.
Однажды я попробовал её, и оказалось, что она сладка как мед. Я заболел и не ходил неделю в школу. Она пришла за мной и вывалила в корзину для бумаг все мои учебники, тетрадки, зажигалкой подожгла дневник и выкинула горящее ведерко в окно. Она сказала, что у меня «синдром отмены» и теперь я зависим от её слюни. После чего нисколько не смущаясь, сунула палец в свой рот царственным жестом, а после протянула его мне.
И пришлось тут согласиться, что она…

Мир


Мир.
Вначале была она. Маленькая девочка, что шла по лесу и пела песню, от которой расцвета весь этот мир. Пусть и только в её глазах. Пусть и ненадолго. Стоило ей пройти – и сзади сгущалась тьма. Но она шла и шла вперед и пела так, что услышь её взрослый – и песня бы прекратилась. Но она шла вперед, раздвигая руками листву, а внутри – магически звенело тетивой натянутого лука маленькое чудо. Не знаю, что появилось раньше: волк или отчаяние. Серый ветер унес последний листок, он сорвал его с ветки и затянул в водоворот смертной жизни. Маленьких шажков в том лесу было уже не услышать. Пошел дождь, и все обратилось в грязь. Но знал бы кто в том лесу волшебных зверей, что снова придет весна…

Высшая Жрица


Высшая Жрица.
Ей было около двадцати. Белая кожа и спящие глаза. Она обитала в своем мире книг, передвигаясь по дому, где жила на инвалидном кресле. Молочного цвета кожа боялась солнца, глаза искали спасения от взглядов других людей. Дом, в котором она жила не принадлежал ей. Мир, в котором она родилась и должна была когда-нибудь умереть – тоже. Дом – больница, мир – больница, тело – больница, душа – больница.
Её мыли чужие руки, клали спать чужие руки, будили чужие улыбки чуждых сердец. В этом мире не было ничего своего, и она ждала лишь дня, когда окончательно уйти в мир снов. Но однажды пришел новый человек. Он смеялся, шутил и гонял по коридорам клиники на тележке, которая предназначалась для перевозки еды и воды, периодически врезаясь в сиделок и врачей. Он часто смотрел на неё и однажды увез далеко-далеко. Там было озеро, сразу, за вторым корпусом больницы, но пациентов не разрешалось возить туда. Там был закат и был мостик, с которого закатом можно любоваться. Но они недолго любовались им…
Так она оказалась в воде. Как именно – не сразу поняла. Подумала уже постфактум, что никогда и не думала в своей жизни учиться плавать. Он столкнул её и смеялся, смотря, как девушка тонет.
Что было потом, она не помнила, но очнулась от странного сна уже на берегу. Вся раздетая. Он лежал сверху на ней и рисовал травинкой по лицу.
-Это был несчастный случай. Я сама упала! – Сказала она отцу. И парень тот остался.
Он часто совершал странные поступки, и, не смотря на то, что снова возить по дорожке из черной гальки к озеру её мальчику запретили, он не сдавался. Он был её мальчиком, который играл с ней, словно с куклой. И очень весело смеялся.
«Однажды он убьет меня…» – Подумала она, но подумав так, не передумала. Зато она стала кричать. Сначала – от страха. Но потом он объяснил ей, как именно нужно кричать, чтобы тебя слышали. С каждым следующим своим криком, она словно разрывала невидимую преграду внутри себя. Что-то рвалось внутри девушки и что-то вырывалось наружу. Что-то отличное от ярости, похожее на желание, смысла которого она не понимала.
Он еще много раз сталкивал её в воду, и столько же раз доставал, наверное, просто чудо, что их не разлучили так быстро. Однажды столкнув, он не стал вытаскивать. Он просто стоял на том мостике и смотрел. А она со всей силы загребала руками, глотая пахнущую тиной воду. И тогда, в тот самый миг он вдруг закричал. Хоть до здания, в котором она жила всегда было больше мили, девушка почти уверила себя, что его услышали в этот раз. А значит, больше все это продолжаться не может. И она тоже стала кричать. Одних рук не хватало, чтобы удержаться на поверхности, и она быстро шла ко дну, но продолжала кричать из последних сил даже под водой. Нельзя кричать под водой. Но в тот раз Белла поняла, что только ей одной – можно! Так Белла нашла то, что она могла делать лучше, чем другие люди, то, сути чего люди не понимали.
Кен в тот раз так и не прыгнул к ней в холодную воду озера.
Белла сама выбралась на берег.
***

-Он научил меня кричать. – Сказала Белла, стоя перед отцом. И добавила. – Вот так!!!
От этого крика отец сделал шаг назад. В этих вибрирующих звуках не было угрозы, была лишь сила и стремление жить. Такой непривычный крик для девушки, настолько непривычный для человека.
Она кричала, потому что жила.
А ветер хлопал ставнями, он хотел подхватить и унести эти звуки. Северный всегда чувствует силу, южный – зовет вдаль идти. Восточный – прилетает, чтобы сказать тебе «прости…»
А если ты, подняв палец, поймешь, что подуло с запада – значит, пора перестать плакать и забыть про надежду, потому что больше некуда идти…
Но этот крик, крик только твой – он есть всегда. Это была глупость. Но – это была только её глупость, она принадлежала только ей одной и Белла была рада, что это так рано поняла…

Башня


Башня.
Когда Амэ поднялась на самый верхний этаж, то нашла комнату. Комната была полна сокровищами. На старинных персидских коврах лежала Дива и насиловала коробочку с кнопками. Амэ приподняла край ковра. Его обглодали мыши. Няша свисала с люстры, она была голодна, во рту – целый ворох дрожащих мышиных хвостиков – Няша съела мышиного короля. Коробочка – удар, рывок – и визг восторга!
Няша изумленными кошачьими глазами разглядывала свою сестру, пытаясь понять – что такого в коробочке с кнопками.
Экран.
Няша не видела ничего, кроме медленно ползущих по нему полос.
Амэ посмотрела на счастливую Диву, на недоуменно-голодную Няшу, обвела взглядом их уютно-затерянную во времени келью.
-Что ты?
Так спросила Диву Амэ. Она вспомнила, как разговаривала Кино и решила, что побудет тут чужеземкой.
-Комнату нашла!
-Да?..
Амэ запрокинула голову вверх и уткнулась носом в лицо Няши. Капелька сладкой слюни с её губ упала на щеку Амэ. Та быстро сняла пальцем и слизнула.
-Комната! Я и не знала, что она в этой башне…
В этой странной башне битком набитой сокровищами, пылающая щеками от восторга Дива только, что нашла секретную комнату!..
Амэ присела рядом и пригляделась к экрану, стараясь синхронизировать свои мысли и медленно бегущие строки. Строки складывались в изображения. Они сменяли друг дружку так медленно, что просто жуть. Но Амэ поняла – это новая, а может уже и старая человеческая игра.
-Интересная комната? – Амэ потрогала безвольно повисшие мышиные хвостики. Няша не хотела глотать без сестры.
-Я упала. Теперь нужно идти уровень заново! – Воскликнула Дива и отстранилась от мира еще на два дня.
На не успевшую увернуться Амэ свалилась с люстры голодная и злая Няша.

Колесо Судьбы


Колесо Судьбы.
Учитель истории был словно каппа. Он пожирал мечты учеников. Классный руководитель никогда не носил часов. Внутри него жил старый крокодил. Мудрый, триста лет проживший, он ничего не знал на третьем своем веку. Старый каппа не хотел новых целей для своей древней жизни, он просто жрал, поглощая мечты целиком. Каждый раз, открывая глаза и смотря только прямо перед собой, он втягивал сквозь ноздри запах молодой мечты. Старый классный руководитель любил с доброй улыбкой на морщинистом, похожем на пергамент лице, расспрашивать своих учеников: куда стремится их душа, чего хотят они от жизни этой, чем будут заниматься, когда от него уйдут. Одна девочка мечтала стать актрисой, но сломала обе ноги – их раздробил, переехал мотоцикл, старый, с коляской. Часто, бредя в школу в одиночестве, она видела его стоявшим у забора. И вдруг кто-то решил отремонтировать его и прокатиться на нем. Кто-то слишком много пил и слишком мало думал. Крокодил выплюнул сломанный зуб. Мальчик мечтал, на звезды глядя, хотел на Кавказ он уехать, как закончит школу, и вести учет малым телам Солнечной системы. Он потерял зрение на стройке, которая была заморожена восемь лет и вновь пришли на которую рабочие в тот самый день, как этот самый паренек туда с друзьями брел. Драки не было – был несчастный случай. Старый крокодил ни о чем не мечтал, он просто нюхал и жрал. Каждому свое в этом мире. Желтые глаза смотрели сквозь очки дружелюбно. И да, он неплохо знал историю…

Колесница


Колесница.
Однажды Человек надел черный шлем и натянул черный комбинезон. Он позаботился о броне и взял надежный ствол. Однажды Человек решил мотоцикл завести и поехать в страну, о которой когда-то он слышал. Туда вела одна дорога, маркированная на всех картах, как трасса Е-95. Он успел проехать по ней пару километров только, как перед ним предстал туман. Нога в черном ботинке покоилась на сырой траве, когда тот человек решал, что делать ему. И он решил, и, заведя мотор, на мотоцикле ринулся в туман. Но не успел проехать и полжизни, как услышал гул устрашающий. Смело направившись к нему, человек увидел море зомби, штурмующих сталелитейный завод. Решил человек, что не туда заехал, и повернул обратно, но еще полжизни спустя, он снова услышал шум и снова направил мотоцикл на него. Пред ним было море, утыканное яркими всполохами света. Но стоило человеку решить, что это и есть та страна, как из-за высокой скалы, закрывавшей обзор справа, появилось Нечто. Оно испускало из себя воду, порождая смерч, ревело на столь высокой частоте, что треснуло стекло шлема человека, из последних сил повернув снова в туман, мотоциклист опять растворился в нем.
Это повторялось много раз. И каждый раз мотоцикл его стремился обратно в туман. Он ни за что не хотел соглашаться остаться. Он верил, что страна существует, по крайней мере, когда-то она была. Он задавал себе вопросы и пытался на них отвечать, не выезжая из тумана. В конце концов, они свелись к четырем основным:
Существует сейчас трасса Е-95 в тумане, или она осталась навсегда позади?
Рассеется ли когда-нибудь этот туман и есть ли у него начало и есть ли конец?
Жив ли он еще, ведь, столько раз, в тумане летя вперед, считал по полжизни своей?
И, наконец – Последний…

Солнце


Солнце.
Я не знаю, когда в первый раз увидела инопланетянина на фотографии. Старая камера медленно доставалась из сумки: щелк, щелк – звуки раздаются в моих ушах, я вращаю объектив. Когда-то хотела вырасти и стать медвежатником.
Щелк, щелк – я вращаю объектив. Глаз замирает, дыхание прекращается. Смерть у снайпера перед выстрелом. Смерть на мгновение ради весомого финала.
Равнозначный обмен.
Щелк, щелк, щел…к – я настроила фокус. Чувствую, как в руках пульсирует кровь. Я не снайпер, но я умею ждать. Мгновения вечности, распахнутые глаза, летающие «шторки» ресниц. Кровь циркулирует по телу, даря радость жизни – кислород – моим клеточкам памяти. Рука не дрожит, она помнит. Старая камера – химия пленки.
Временами… иногда… загадочные существа проявляют себя в темной комнате моей жизни.
-Они идут. Они уже близко. – Шепчу я, мои зрачки расширяются. – Еще немного, еще чуть-чуть. В тот момент, когда у тебя станет хорошо на душе, когда волосы поднимутся от счастья и наслаждение заструится по венам, внутри тебя созреет мак. Я говорю себе. Я жду, когда они ко мне прикоснутся, что оставить зайчики света на пленке.
А потом мне скажут:
-Это брак. Бракованная пленка, когда снимаешь – появляются «они».
-Они?
-Светлые светлушки. Светлячки. Шарики света. Как блики в линзах, даже у просветленной оптики, только никто не знает точно, отчего возникают именно они. Скорее всего – брак пленки.
Голос. Знакомый голос.
Говорит мне про брак.
«Когда ты вырастишь, то выйдешь замуж!»
Солнечный Мальчик, это было давно, про что ты намекал тогда?

Умеренность


Умеренность.
На острове есть коса, длинная, она напоминает запятую, если смотреть с воздуха. Из ярко-белого песка, такое чувство, словно растолкли мел в ступе. Несколько сотен метров в длину и дальше она уходит под воду, так вот, в отличие от других подобных ей кос, эта продолжается под водой почти параллельно водной глади. Можно пройти по ней пару километров и по-прежнему твои ноги будут лишь по щиколотку в воде.
Тогда тебе так сильно захочется упасть навзничь. И ты это сделаешь.
Если над тобой пролетит птица, она увидит человека, лежащего на воде вдали от суши. То же увидят и люди из «Сесны».
Но они не увидят того, что ты почувствуешь в этот момент.
Ночью при свете факелов тут можно ловить рыбу. Не нужны лодки, тут неподалеку бунгало на сваях. Но не для туристов это. Оттуда видно как ночью в воде над лагуной отражается лунная дорожка, и коса начинает слегка светиться.
Наверное, она и привлекает рыбу.
Значит, не только люди это чувствуют.

Звезда


Звезда.
В комнате неубранной, среди раскиданных игрушек спал ребенок. Это была одна ночь покоя. Ведь все игрушки не её, и не её это комната, она тут гость, а этот мир – трактир у дороги, что распахнул свои обманчиво дружелюбные двери для заблудившейся души. А в небесах горела двойная звезда восточного исчисления. И тихо шептали тени во дворе о Сестрах – что Живут! Они пришли однажды, и они сказали один раз:
-Здравствуй, ребенок света! Мы пришли к тебе за пиром, за чистой тьмой. Что в тебе? Не отдашь?
Тьма вращалась в эту ночь, тьма распускала лепестки.
-Пора цветения тьмы, пора тебе помочь. Ты знаешь, в чем ты? Ты знаешь, что в тебе?
А все игрушки комнаты кричали в ней: «не отвечай, не отвечай!» А за окном ревела улица, полная холодного огня, и монстры из стали и одиноких душ: «не отвечай, не отвечай!»
-Вы не мои… - сказала им девочка в ночной рубашке с лилией цветущей. – Я сюда пришла вчера, откуда знаете вы, что мне нужно в вашем мире? Не говорите, что я для чего-то рождена. Я не люблю легенды, они забавляют лишь меня! Когда я оказалась тут, то подивилась: «до чего же странно вы живете, все собрались на светлой стороне, все убегаете от тьмы и не замечаете, как той становится все больше, ведь каждый убежавший от неё роняет из себя её; такой вот странный мир, я видела лишь маленький кусочек, теперь мне любопытно стало: что на обратной стороне мечты!?»
Они вопили, все эти игрушки, в которые издавна играют люди этого мира. Религия и наука, любовь и надежда, отчаяние и ненависть, чувства, эмоции и знания всего мира о себе самом и только. Игрушки бывают одиноки, кульминацией их боли становится тот момент, когда понимают они, что выброшены будут скоро. Момент настал, пришла и боль несуществующих сердец. Которыми связали себя их люди. Которые надеялись, что человек заберет их, унесет с собой…
Раздался мирный шепот шин и звук шагов. В дверь тихо постучали.
-Странник Джек!
И мир проснулся…

Смерть


Смерть.
Едва двигающейся рукой женщина в черном обтягивающем костюме поднимала револьвер. Тяжелый ботинок слегка покачивался перед её лицом. Дождавшись того момента, когда рука женщины поднялась на дециметр от залитого кровью пола, человек в тяжелых ботинках легким ударом носка выбил оружие из ослабевших рук. Револьвер отъехал к стене. Человек собрался было уже нажать на курок береты, но получил удар по голове и свалился с раскроенным черепом. Позади него стоял муж этой женщины.
-Влад? – Едва смогла прошептать она.
-Да, это я. – Словно идиот в комическом фильме ответил Влад и криво улыбнулся. Приставив свою Пустынный Орел 12.7 мм – охотничий, таким можно снести разом голову не только человеку – к её виску он ухмыльнулся.
В этой ухмылке была и грусть, и боль и радость наслаждения. Можно было сравнить это с застарелым наслаждением мести любимому человеку, но в тот момент именно в глазах умиравшей от кровопотери женщины это походило скорее удовлетворение тягучей жажды прописать.
-Ты хочешь пописать? – Спросила она заплетающимся языком.
-Да, милая. Тебе понравится. – Ответил он, и голова его разлетелась на куски, забрызгав лицо девушки в черном. Она открыла рот и выплюнула зубы – не свои – его. Из красных губ женщины стекала густая кровь, половины лица не было видно под серовато-бардовой массой мозгов.
Позади стояла девочка. Она была до жути знакома женщине в черном.
-Ты… - Едва выдохнула она – в голове гуляли неоновые звезды, а живот перестало мутить, она вообще уже его не чувствовала. Руки словно кололи маленькие булавки, и они поднимались все выше и выше – двигаться женщина больше не могла.
-Да я, привет, Таня. Я же обещала, что спасу тебя?
-Как ты…
-Хотела бы я сказать эти слова. Но прости – я не Линда. Линда – была моей матерью. Зато я знаю все о вас, о вашей сучьей, проклятой клятве!
Девочка захохотала.
-Это было так давно. Прости-прости, что говорю с таким отвращением о нежном цветке единения ваших душ!
Девочка в белой майке без трусиков – вообще без всего – всплеснула руками с зажатым в них «Глоком».
-По… дожди, как ты…
-Я? Я не знаю. Мне все равно. Вообще-то я все представляла совсем иначе, мне хотелось тебе все объяснить, рассказать и даже посмотреть, как ты поплачешь. Впрочем – я спасла тебе жизнь, плачь же, сука! Юрийное отродье, гребаный цветок любви!! Это ты разрушила мою семью, из-за тебя мать убила отца и меня хотела – но не смогла. Ты – выродок из ада, который обещал моей матери, что всегда будет с ней вместе, а потом сбежал на край земли – только чтобы жить спокойно. Время платить по сче…
Тело девочки дернулось – в живот вошел клинок. Она всхлипнула и постаралась обернуться – скорее уже глазами, так как тело дергалось, словно насаженный на вертел перепел. Клинок прошел сквозь живот как сквозь масло – такой горячий, сияющий, раскаленный до бела – убийца проклятых детей – в умиравших глазах некогда девочки Тани. А потом он вышел с другой стороны, разрубив девочку пополам. Она умерла, так и не поняв, кто был её убийцей.
Он стоял у неё за спиной, в плаще как у Бэтмена, маске Зорро, очках Камины и с клинком Кеншина!
«Кто ты, о видение моего сраного детства?» - внезапно даже для самой себя, пытаясь пошутить, спросила мысленно Таня. И оно ответило:
-Я твой Герой! – Герой сделал Пафосный жест рукой, словно Лелуш и подкрутил дурацкие усы. – Круто выгляжу?
-Это сон? – Спросила бывшая девочка Таня.
-Нет. – Ответила ей Смерть Старшая, все это время стоявшая у Тани за спиной. – Это просто у моей Наследницы разбегаются Глаза от невероятных Возможностей по твоему Умерщвлению! Ты прости уж это ей – она Молода и так Неопытна…
Если что, я её подстрахую, ты это – потерпи… Ведь я верю – у неё все с тобой получится!
Давай верить вместе?

Дурак


Дурак (+шут бесплатно!).
Это творение было переполнено тайнами, знаками и скрытыми смыслами.
-Ты тролль. – Сказала маленькая Даша и ткнула пальцем в зеленую морду.
-Не, - сказала, наклонив голову, Зеленая Морда и ткнула Дашу мордой в песочницу. Когда Даша выплюнула весь песок, она снова спросила, возможно, Тролля.
-Ты тролль?
-Неа. – Сказала не тролль, и наклонил голову уже в другую сторону.
-А кто ты? – Спросила девочка Даша. – Ты – фея?
-Да. – Сказала Зеленая Вонючая Фея.

Влюбленные


Влюбленные.
У неё был кот. Или она – у этого кота. Черный, словно влюбленная ночь. Пушистый – словно ты сама влюблена. И зеленые глаза, словно хотели добра, они напомнили Амэ старую медь.
Девочка стояла на кресте, погнутом кресте у дальнего конца кладбища. А кот сидел на старой плите. Зеленые побеги вьюнка и зеленые глаза кота, смеющиеся таким холодным светом, словно сама доброта.
Статуя, - подумала Амэ серьезно.
Нет, она, конечно, знала, что девочка жива, просто ей было так приятно думать, приятно было осознавать, что можно именно сейчас не сопротивляться наваждению.
Статуя в полосатых гетрах не покачнулась даже при порыве ветра, отворившем старые ворота со скрипом. Ветер влетел внутрь и стал играть меж могил. Несколько раз он перевернулся, словно примериваясь к своему новому месту жития и разогнавшись, врезался в крест, на котором стояла та девочка.
Крест скрипнул и выплюнул из себя опилок горсть. Они упали на мраморную плиту с какими-то письменами от людей по людям и для людей.
Кот смотрел с укором. Статуя, молча села и погладила деревянный крест.
Дерево, - подумала Амэ. – Так он деревянный, как всегда…
-Вернулся. – Сказала та девочка.  
А Амэ тихо ушла.

Повешенный


Повешенный.
-В этой бесцельности странствий есть какая-то сверхцель, не правда ли? – Спросил он, раскачиваясь туда-сюда. – А когда я смотрю на целеустремленные человеческие жизни, мне видится абсолютная бесцельность существования. Словно это не простая и не сложная игра, в которую заведенные самой их природой люди играют, но играют не для себя. Как марионетки в кукольном театре на площади позабытой Свободы. Надежда и любовь, привязанность и разочарование, простые и сложные одновременно, всеобщие и уникальные для каждого, эти Чувства как Правила и правила, как чувства руководят людьми, ведут людей, подводят к черте и забирают с собой в небытие. Каждая марионетка думает, что играет для себя, что она своя собственная и ничья больше; правда в своей жизни ищет, кому бы себя подарить, потому, что так заведена Мастером. Кто мастер её и для кого она играет в забытую создателем Игру Алисы? Появляется проповедник и говорит людям, что это замысел богов. Ему приходит на  смену ученый и говорит, что все так, потому что так, что это эволюция привела людей к существование в своде правил, заставила эти правила любить или ненавидеть, презирать или боготворить, но самый последний человек на Земле, ни разу не задумывавшийся о них, в то же самое время всегда применяет их, всегда ведом ими. Что в них? Зачем ими? Есть правило считать, что правил нет для тебя или нет вообще. Есть правило на то, чтобы сотворить свои собственные правила из кусочков конструктора внутри себя и считать, что они только свои. Правила на то, чтобы бежать по жизни правил не видя и не замечая, но бежать за правилом по имени… Выбор? На все чем занимался, занимается и будет заниматься человек, есть правило внутри него. Эти правила общаются между собой, когда общаются люди, передаются между людьми, развиваются и живут в людях. Мир правил и люди, как куклы, носители правил. Носители идей. Носители смыслов, столь важных, что в них не видят правила. Во всем этом человек не видит правила для себя, а видит свободу свою. Почему? Почему меня так пугает правило, заставляющее людей искать смысл в правилах своих? Почему?
-Может быть, им просто нравится висеть?
Мальчик, которому нравилось висеть. Вниз головой, его подвесили за ногу. В руках. У него что-то было в руках, за секунду до того как он «это» выпустил. За мгновение до того, как нарисован был. На карте из цветной колоды, которую выронила по пути свое странствия Амэ.
На самом деле все, что мальчик тот мог делать – это размышлять…

Дьявол


Дьявол.
-Бог – это просто очень удобный компьютер. – Сказал Кен и добавил. – А дьявол – его вечно скучающий админ.
Но подумав с минуту, Кен добавил, что Бог – это, скорее всего, очень удобный квантовый компьютер.
А когда ему сказали, что Господь его покарает, он вдруг стал маленькой девочкой и очень грустно сказал, что только карать тот и может, что «каковы люди, таков и их Господь», что «господин всегда был в раба своего» и много еще что сказал бы, но вдруг стал самим собой обычным и, развернувшись, просто ушел…
Агрессия бывает разной, к ней можно быть готовым или готовым не быть, даже если все человечество становится врагом – всегда можно сделать еще один шаг…
И он был сделан и он будет сделан, возможно – его делают сейчас. Это как отпечаток оставить на плите с именами семи миллиардов людей.
***

Юки была сама доброта и сама честность. Когда Амэ смотрела на неё, то видела ту часть себя, которая хотела схватить в охапку Кена и повернуть штурвал «Софионы» в тёмно-голую лагуну. Навсегда. И чтобы была Земфира, просто была.
Юки пришла за помощью. Ей пришла посылка. И в ней были сто миллионов евро и письмо. В котором раскрывались правила игры. Игры Лжецов. Словно кто-то хотел играть! Но она испугалась и не знала, что ей делать с деньгами, ведь по правилам этой игры – их должны были украсть, или она украсть у противника, добыть, любым способ деньги своих оппонентов до окончания первого раунда. Разрешалось все, говорилось об обоюдном согласии. Бумага была надушена, с водяными знаками очень черная, такая черная, что становилось страшно! Будь Юки другим человеком, она бы поступила как-то, но Юки не хотела поступать никак. Ей просто не нужны были эти деньги, ей просто не нужны были никакие проблемы.
-А какие проблемы? – Спросила Амэ.
-Я не могу сдать их в полицию! Ведь по ПРАВИЛАМ я должна вернуть все деньги  в конце, причем – именно с этим диапазоном номеров. Мой адвокат, которому я заплатила пять тысяч, сказал мне не идти с ними в полицию, потому что тогда я их уж точно не смогу вернуть, Амэ, подскажи! Он сказал – это какая-то пирамида или еще какое-то мошенничество.
-Это не мошенничество. – Сказала Амэ. – Это просто игра. Все, чем занимаются люди этого мира – игры. Просто одни изначально важны для них, а иные – нет. В данной игре ставок много – от твоей честности, до твоей жизни. На самом деле она не законна, как и любые игры на деньги в этой стране, на само деле – ты ничего не подписывала…
-Но я вскрывала коробку! А там было написано, что вскрыв её, я АВТОМАТИЧЕСКИ соглашаюсь с правилами игры и теперь ОБЯЗАНА вернуть деньги в конце…
-Кому? Есть конституция и есть свод остальных законов, ты обязано государству тем, что живешь на территории, которая «принадлежит всем этим людям»…
Амэ так странно грустно и меланхолично сказала все эти слова про всех этих людей, что Юки не поняла, распахнутые широко глаза и сама честность и сама доброта смотрели оттуда.
-Это мир людей. Они не понимают друг друга. Ты хочешь просто жить – они хотят играть…
-Это опасно! А вдруг это деньги мафии!? – Воскликнула Юки, хватаясь за щеки холодными руками.
-Правильнее сказать – а вдруг это не деньги мафии, но не в этом дело. Ты просто хочешь… чтобы ничего не было?
-Да!!! Пожалуйста, помоги мне, Амэ!
-Я отведу тебя к человеку, который решит любую проблему, твою или любую иную.
***

Кресло было старым и медным, а львы на подлокотниках – живые. Юки показалось или и впрямь один из них подмигнул при встрече и улегся поудобнее? В кресле сидел «тот самый Кен», но важнее было то, что он как-то слишком уж странно смотрел на Юки. Он был молодым – не старше, чем Амэ. Он был спокоен и грустен, но улыбнулся при виде неё.
-Может все-таки тебе сыграть с ними в игру? Может быть – развеешься. – Спросил тот, кого Амэ называла японским именем Кеншин или простым коротким европейским – Кен.
Юки надулась.
-Ясно. – Кен сложил пальцы обеих рук в замок и положил сверху свой подбородок, Юки показалось, что он скажет сейчас, что все «так и было запланировано», но он ничего такого не сказал, он просто продолжал. – Ты хочешь, чтобы эта посылка вернулась обратно и эти люди о тебе забыли, но они-то хотят обратного. Для них это игра и они создали её правила, и они желают сыграть в неё с тобой. А играть в неё ты не хочешь. К сожалению – они не тот тип людей, в общении с которыми ты можешь отказаться. Собственное, все так и было спланировано, чтобы отказаться ты не смогла. Но всегда есть выход. Нет людей – нет и их игры.
-Ты убьешь их? – Вздрогнула Юки.
-Я? – Улыбнулся Кен. – Нет.
Все еще улыбаясь, он достал покрытый странными письменами сотовый телефон.
-Приветствую вас. – Сказал Кен в трубку мягким, словно бархат голосом. – Вам нравятся воздушные шарики? Мне – очень. У вас есть парочка, но они прохудились, какая жалость.
После чего вздохнул и кинул трубку Амэ. Та поймала её на лету и посмотрела странно, словно видела змею. Открыв её, она тихо спросила о чем-то Кена, так тихо, что ни Юки, ни сам Кен не мог бы её услышать в этот момент. Но Кен непросто услышал – так же тихо, едва шевеля губами он ей ответил. Амэ набрала номер и, набрав полные легкие воздуха, закричала:
-Они убили её!!! Они…
Вскочив, Амэ бросила сотовый на пол и раздавила его ножкой стула. Он оказался на удивление хрупким, а может Амэ била со всей силы – его золоченый корпус смялся, как консервная банка.
-Все. – Сказал Кен и развел руками.
-Как это все? – Не поняла Юки. – Ты это им звонил?!
-Я? – Улыбнулся Кен. – Нет, конечно. И она, - он кивнул в сторону разливавшей по чашечкам чай Амэ, - звонила тоже не им…
-Тогда ты их «заказал»?! Я ничего не понимаю!!!
Кен подошел и взял Юки за руку.
-У Амэ невероятный чай, она смешивает полдюжины сортов, но никому не раскрывает секрета – какие именно и как. Я же никому никого и ничего не заказывал, но этих людей больше нет. Никого из них – поверь мне. Точнее они пока еще дышат и думают, но их не станет намного раньше, чем ты уйдешь от нас. Поэтому ты можешь забыть все неприятное, а деньги, если они тебе мешают – выкинь в реку. Кому они нужны – тот их подберет. Юки. Обычно я не рассказываю, что именно случилось, но если ты хочешь, я могу объяснить.
Юки кивнула.
-Юки, ты не одна. Точнее ты никогда не была и не будешь одна, как бы этого ни желала в своей жизни. Все люди этого мира связаны. И дело не в узах, правилах или чем-то еще – они связаны изначально и намного крепче, чем можно подумать, а тем более – придумать. Когда проповедник скажет тебе, что внутри тебя тоже живет Бог – ты лучше поверь ему, он сам того не понимая, говорит истинную правду. В тебе, во мне, в Амэ, в тех людях, что хотели навязать тебе свою игру – в каждом из нас. И в то же время Бог един – тут проповедники тоже не ошиблись. Другое дело – от того, как ты себе это представляешь, зависит – сможешь ли ты это использовать…
-Использовать? Как можно использовать Бога?!

-Очень просто. Бог – это компьютер. Самый лучший в мире, в том мире, который знает человек – нет ничего кроме Бога. Не было, нет, и не будет. Было бы ошибкой говорить, что бог в мире един, но в мире людей – он точно один, ведь он и есть люди. Все то, что ты видишь, чувствуешь, думаешь, знаешь, понимаешь, вообще все – отражается в нем. Бог – это как интернет, ты знаешь, что такое распределенные вычисления?
Юки отрицательно покачала головой и взяла теплую чашку чая из рук Амэ.
-Я мог бы рассказать тебе сказку подобную тем, которые так любят люди. О старых временах и могущественных силах. Но я скажу тебе проще – когда ты в следующий раз уснешь, твоя душа останется в том, что люди зовут Богом, боясь использовать это слово как термин. Это как интернет. Если последний – сеть, связывающая отдельные компьютеры по всему миру, то Бог – это сеть связывающая отдельных людей по всему миру и нет разницы в какого бога они верят и верят ли вообще – он есть. Строительство бога началось еще тогда, когда люди лазили по деревьям, это естественный процесс, который запускается в любой форме жизни, приближающейся к порогу обретения разума.
-Вы про ноосферу? – догадалась Юки.
-Ноосфера… Думающая, разумная сфера… Я мог бы сказать тебе, что разница между ноосферой и тем, что я тебе говорю как разница между твоей бабушкой, считающей, что интернет – это нечто астральное и «все эти сайты» витают где-то в облаках, парят высоко над землей и недоступны обычным людям; и опытным программистом, администратором в какой-нибудь компании который давным-давно все прекрасно и эффективно понимает, потому что знает.
-Знает что? – Юки отхлебнула из чашки.
-Знает то, что нет никаких полей, в которых хранятся данные, что есть протоколы, которые организуют работу различных машин, позволяя этим машинам использовать часть своих ресурсов – не будем вдаваться в подробности – для хранения самих себя, а остальное – для хранения того, что они и должны хранить.
-Вы говорите про «сервера»?
-Нет, в данном случае я говорю уже про обычных рядовых людей, таких как я или ты.
-Я… - Юки ткнула в себя пальцем. – Или ты… - И ткнула пальцем в Кена. После чего с видом глубочайшего понимания кивнула, смотря куда-то в сторону. – Ясно…

-Я мог бы тебе рассказать всю цепочку мыслей и поступков, которая приведет к скорой гибели людей, которые навязали тебе свою игру. Но для этого мне придется еще раз «послать поисковый запрос» или «спросить у Бога» - выбирай вариант, который тебе больше нравится. Понимаешь Юки – я и сам этого не знаю, потому что мне это не интересно. Я не могу знать все – знать все лежит в обязанности Бога. Я лишь администратор, который использует Бога по назначению. Я послал запрос, считай его мысленным, хоть я бы и назвал его, скорее «сонным запросом», суть запроса заключалась в необходимой смерти людей, которые втянули тебя в эту игру. Я спрашивал, не зная имен этих людей – это лишнее. Бог – это все, в том числе и эти люди, в том числе и все люди, с которым они контактировали и – в данном случае бесспорно – которым они вредили. Бог знает все, о чем они думают сейчас или думали когда-то, но не это главное. Главное – Бог постоянно прогнозирует их поведения, ведь он обладает всей возможной информацией обо всех живых, мертвых и даже – еще не родившихся людях. Он хранит все души людей, после их смерти, на это он резервирует в разумах еще живых до девяноста процентов памяти, которая не используется при жизни. Каждый раз, впадая в сон, ты сбрасываешь часть себя туда, перед смертью вся твоя жизнь проносится перед глазами – Бог хочет забрать тебя всю, он знает, когда ты умрешь, за совсем редким исключением конечно. В конце вся твоя жизнь пронесется у тебя перед глазами – кто-то называет это предсмертным сном. Он, Бог, начнет вытягивать из тебя данные за последний прожитый тобой день за долю секунды до того, как снайпер нажмет на спусковой крючок, целясь тебе в затылок, ведь и в снайпере есть Бог. Можно сказать что Жизнь – это Игра, в которой самой игрою является бог, живущий в нас, а мы, еще не родившись, подписываемся на правила этой игры, или не рождаемся вовсе. Когда ты смотришь на бабочку – именно бог показывает тебе бабочку. Только Бог, определяя посредством живущей в тебе Структуры или чертежа, который есть в каждой клеточке твоего тела особенность твоего мышления и зрения, позволяет видеть планеты – сфероидами вращения и чувствовать гравитацию. Понимаешь – у человек трехмерное зрение и четырехмерное ощущения жизни, но только потому, что так хотел бог. Измерение – от слова измерять, их будет столько, сколько ты захочешь, ведь измеряешь ты, весь мир подстроен под тебя, твое существование, однако это не значит, что он безобиден. Ты смертен, иначе – какая это игра? Но ты обязан был родиться – поэтому все константы вселенной так тонко настроены, что позволяют человеку существовать в этом мире. Чуть они сбейся – и любая форма жизни не смогла бы зародиться хотя бы по той простой причине, что все звезды не давали тепла вообще. В мире с большим числом измерений гравитация не может существовать, расстояний в привычном понимании нет, а планеты, звезды и галактики совсем не такие, какими ты их можешь себе представить. Ученые всего мира в последние двадцать лет только начинают это понимать, но наш мир изначально был создан для людей таким, каким ты его видишь, а все эти бескрайние космические пространства именно потому и бескрайние, что человек с его логикой никогда не усомнится – в мире столь огромном он ни за что не может быть один. Он никогда не догадается, что все это, все эти триллионы метагалактик, каждая из которых включает в себя миллионы галактик, подобных нашей, все это – бутафория, в которой жизни, кроме нас – нет. Они даже не созданы для нас – их порождает наша природа, все это в нас. Придумывая сюжет книги, писатель ради натуралистичности воссоздает огромный неизведанный мир даже в том случае, если события самого романа будут происходить в какой-нибудь жалкой деревушке на окраине Страшного Леса, куда вход его героям будет закрыт. Этот писатель никогда не начнет свое повествование сразу после сотворения мира, он позволит пройти бесчисленным векам, чтобы читатель не усомнился в неизведанности этого мира и бурлящей в нем жизни. Давным-давно в далекой-далекой галактике, на самых её задворках в рукаве полном странных и неизведанных, по каким-то загадочным причинам молчащих в радио эфире цивилизаций, на третьей планете от солнца – маленькой желтой звезды – жили люди. Они появились не сразу – о нет! Случай помог зародиться жизни, случай помог появиться людям, случай помог им проявить себя. Они мечтали и надеялись, стремились и отчаивались, достигали цели или гибли на пути к ней. Но они боролись. Боролись, причем – всегда. Правда, боролись не все… но иначе было бы неинтересно! Поверьте мне – Господь Бог – тот еще писатель. Существует ли вся эта бурлящая жизнью вселенная? Да, конечно, в сознании господа бога-отца она непременно есть и возможно он еще когда-нибудь про неё напишет. И в сознании бога-сына она тоже есть, читатель, он никогда не знает, что может случиться в этом мире, а чего в нем произойти не может. Читатель живет в мире своих фантазий, а мир напечатанных книг – лишь топливо для него! Именно ему предназначался этот порожденный Богом-отцом мир. Есть еще третий бог – бог печатного слова, Святой Дух Письменности, позволяющий нам, людям, передавать кусочки себя потомкам, эти маленькие или большие послания – они живут вне нас и вне читателя, по крайней мере, мы верим в это. Никто не скажет, что третий бог не настоящий, никто не посмеет – ведь он в своем роде бог и для первых двух богов. Я же – простой администратор, который присматривает за тем, как вымышленные создания общаются друг с дружкой. Однако же – это ересь, которой быть не должно! Поэтому больше не будем об этом. С тех пор, как люди изобрели компьютерные сети и начали делать то, что до этого делали ночами, сладко посапывая на подушке в сетях иного толка, объяснять принцип моей работы – или службы, называйте, как хотите – стало намного проще. Итак: был послан запрос и сразу же все семь миллиардов сознаний людей на долю секунды отвлеклись и неосознанно его обработали. И мне пришел ответ, не один, о нет. Как минимум двадцать четыре миллиона способов покончить с людьми, которые тебе надоели. Но мне нужен был самый простой, поэтому я подкорректировал вопрос под возможности моего сотового. А точнее – он умеет звонить. Вот и все. Больше мне от мира ваших сетевых технологий ничего не нужно, мир ваших снов мне предоставляет намного больше! И так, я сразу увидел на самом верху этих возможных вариаций будущего безымянных для меня людей вариант, который меня и устроил. Он заключался в двух телефонных звонках. А вот что произошло после них – тайна для меня, причем тайна неинтересная. Я слишком ценю свою время, чтобы интересоваться как именно пара десятков слов, произнесенных мной по телефону на номер, которого я никогда до этого отродясь не знал и тут же забыл после того, как набрал, приведут группку самовлюбленных богачей, которым некуда девать свои деньги и которые хотят забавы к тонкой красной линии, за которой их ждет быстрое сжатие в архив и длительное хранение по частям в головах различных людей. Очень длительное, пока они зачем-то снова не понадобятся богу и не будут извлечены из архива и введены по частям в одного или разных еще ждущих своего рождения людей. Там было много вариантов, я взял первый попавшийся, но все именно так и случится. Юки, Богу – можно верить! Откуда я знаю, что они самовлюбленные богачи, а не мошенники или мафиози? Оу! Пока я все это на тебя изливал, я нечаянно «послал еще один запрос». Теперь я немножко больше о них знаю, чем раньше, например то, что они уже, к настоящему моменту, окончательно мертвы. – Кен улыбнулся и развел руками. – Еще чаю?

-Вы точно человек? – Юки посмотрела пытливо.
-Конечно! – Кен улыбнулся и вскинул руки. – Просто я живу, администрируя Бога. Работа такая…