Посохи:
Тихий Дом.
Она устала от суеты и праздности мира и поселилась в этом заброшенном доме. Её родители ходили иногда к ней и приносили еду. Иногда приходили и другие «связанные» люди, но никто, выйдя за порог, не помнил, что происходило в том доме. Все вокруг окуталось паутиной, кокон был готов. Для гусеницы, возжелавшей ничего.
Родители ходили в школу и брали задание, шли домой и сами его делали, шли в школу относили и улыбались. Те, кто там проверял, спокойно к этому относились. И тоже улыбались. Так они понимали друг друга. Тонкие нити паутинки доходили и туда. Иногда они звенели. Полубабочка понимала – кто-то рвется из опутавшей полгорода паутины грез и хочет понять – что же вокруг него не так?
Но все было так, так, как ей было нужно.
Тихий покой тертых вещей. Тертые – это вещи, у которых есть своя история. Их поверхность напоминает книгу, только многие люди не умеют её читать. А она умела. Она жила в живой, природной библиотеке прошлых людских судеб. Впрочем, не только людских.
Это история о девочке, которая жила в Тихом Доме на улице, выходившей в Старый Сад. Что она там делала? Наверное, это слишком сложно будет вам объяснить, но я все же попробую: она – жила.
***
Источники переменной гравитации.
-Она вращается. – Сказала маленькая японка, разглядывая гайку Кена, подвешенную на нитке. Кен хмыкнул. Сказала, конечно, по-японски, но Кен мыслил на любом мыслимом языке еще с год назад. Гайка вращалась. Концентр был, концерт близился. Кен встал и посмотрел на небо, прикрыв от света луны глаза. Луна всегда слепила его, в отличие от солнца. Но ночь всегда лучше дня! Кен всегда считал себя уютно убаюканным в полной темноте. Но луна слепила его…
Руки со свечами, тонкие язычки пламени, они поднимались вверх, образую узор, другой, «третий-третий, я второй!»
-Совсем прекрасно. – Сказал фразе сломаться мальчик, что привел Кена сюда. Кеншин молчал, разглядывая толпу, которая сначала принимала тихие и спокойные блюзовые композиции, готовясь к ночному безумству. Солнце садилось в невидимой отсюда гавани. Дождливое и вечно хмурое Киото, оказалось ярким и радостным летним праздничным днем. Еще раз повод убедиться, что наше представление – не есть реальность, так ведь?
Теперь язычки пламени сплели лилию из рук подростков.
-У вас так делают на концертах? – Спросил по-русски мальчик с японскими чертами лица.
-Да, зажигалками.
-Байкеры?
-Конечно, ты разве не знал? – Неподдельно и без сарказма удивился Кен. – В России – все байкеры!
-Зато у вас вымерли все медведи, я знаю! – Сказал мальчик-проводник. – Они отравились и сдохли когда вы резали свои ракеты с молниями на погонах.
-Нет. – Не отрываясь от леса рук, прошептал Кен. – Медведи живучие. Это все ложь… и провокация. С молниями? А, SS…
-Что ты там высматриваешь? – Спросил мальчик, всматриваясь в толпу.
-Чудо…
-…вищ?
-Разных… самых разных, какие есть… и которых нету – тоже.
***
Этот мотоциклист несся из тумана в туман. В городе ночных огней, раскрыла пасть гидра из желаний и восторгов, открыла миру бесчисленные зубы удовольствий, чтобы ухватить клок тумана с его колес. Он подсадил попутчицу, и рассказал историю о том, как однажды мир населили создания, совсем в чем-то похожие на людей…
Один далекий мир.
В котором было все, а не осталось ничего…
Похожие настолько в чем-то одном…
Они рисовали по планетам свои письмена, прочесть которые можно было лишь однажды и лишь одним способом: проехать по ним от начала и до конца. Каждый поворот дороги из черного камня вперед ведет; последний пройдет – останется позади одна буква. И так от планеты к планете, от звезды к звезде.
Что они хотели рассказать, о чем донести? И главное кому?
Мотоцикл, ревя, несся вдаль. Когда закончится этот отрезок пути, джампер рванет его дальше. Каждая буква, каждого слова – кусочек чьей-то жизни. Что за история там записана промеж звезд?
О прочитавших её до конца никто и никогда не слышал. Мотоцикл давал бессмертие существу закинувшему ногу на него в первый раз, давал раз и навсегда. Время останавливалось, клетки тела существа переставали умирать. Он мог погибнуть в пути или когда-нибудь, но все-таки доехать до последней буквы последнего слова. По планете на символ. Что за история там записана, в этой бездне меж звезд?
А мотоциклист ехал все вперед и вперед, находил друзей и терял их, забывал свое прошлое и себя самого. Каждый раз – новый мир, по дороге одной, бесконечной. Когда-то, на каком-то повороте пути он вдруг понял…
Что все это не имеет значения уже, что ему все равно. Все то, из-за чего он отправился в путь – осталось далеко позади, бесчисленные миры отделяли его от того парня, что вытаскивал из старого гаража скелет странного мотоцикла и собирал заново с нуля.
Он курил и смотрел на вращающееся грозовое облако, нанизанное на Башню Времен. Они попадались… временами. Это было странное зрелище – кто-то, чья-то неведомая сила вскрыла планету и нанизала её поверхность на невидимую глазу ось, растянув на целые парсеки. Причем теперь у поверхности планеты была лишь одна сторона, это как лента Мебиуса из временной петли – чем ближе ты к подобной башне, тем медленнее течет время, ты никогда не достигнешь её, но запросто можешь увидеть башню такой, какой она была сразу после строительства. Такие миры попадались. Иногда. И на них тоже был начерчен знак. Искривленный настолько, что в длину мог быть чуть меньше парсека и ехать по нему было чистым безумием для любого существа, еще знавшего слово «старость». Ему всегда было интересно как такой мир выглядит из космоса, но спросить это было не у кого – тут не строили кораблей, никаких, места для жизни в таких мирах было пугающе много.
Мотоцикл стоял у порога еще одного дома у дороги…
Эта история больше не имела для него значения, ведь пытаясь прочесть, в пути, он нашел что-то свое, потеряв при этом себя.
Облако медленно вращалось. Еще один нелепый слепок чьего-то замысла. Вечность, кто-то вновь захотел её познать. Призраки, все, кого он встречал до сих, пор были лишь призраками. Такие похожие на самих себя в машине различий по имени разум.
Когда-то в одном далеком мире жили существа, похожие в чем-то. Но никто не знал на кого. Там было все и не осталось ничего. Когда-то давным-давно они рисовали по планетам письмена, в надежде, что проехав этот путь, кто-то найдет пустоту, кто-то себя, а кто-то – кого-то еще.
Может быть они не теряли надежды? Может быть, они все еще надеялись, эти живые письмена, что кто-то, прочтя их – найдет их создателей?
Которые потеряли самих себя…
Комментариев нет:
Отправить комментарий